Павло
Гай-Нижник

Архівні документи
ОУН - УПА

Лист начальника поліції безпеки керівникові штабу (штабсляйтеру) зовнішньополітичного відомства НСДАП А.Шиккеданцу /рос. переклад з німецької/

Начальник полиции безопасности
С – ІІІІ /11 А/ – 251/38 г.
Берлин СВ 11, 13.1.39.
Принц Альбрехт штрассе 8.
Секретно

Внешнеполитическому департаменту НСДАП для вручения господину руководителю штаба Шиккеданцу или заместителю.

Берлин В 35
Маргаретенштрассе 17
Содержание: Украинский доверенный.
По делу: Ваше письмо от 21.12 – 4214/4216/38 – от 22.12.38 г. – 4218/38 и от 23.12.1938 г. – 4219/38

Приложений: нет.

Ссылаясь на вышеприведенные письма, сообщаю, что я приказал отделению управления государственной полиции в Вене допрашивать доктора Павла Кашинского и названных им свидетелей относительно того, что им известно о докторе Сушко и его членстве в организации ОУН или по поводу его деятельности в группе Коновальца–Ярого.

По протоколам допросов оказывается, что только один доктор Кашинский дал показания о деятельности доктора Сушко в Организации украинских националистов (ОУН). Затем он утверждает, что доктор Николай Сушко не состоял членом или сотрудником группы Коновальца–Ярого. Кашинский лишь полагает, что доктор Сушко был членом ОУН.

В противоположность показаниям доктора Кашинского, свидетели Грыцовый и Мацилинский заявили, что они не помнят, присутствовал ли доктор Николай Сушко на конституционном собрании ОУН. Им, а также и свидетелю Сысаку неизвестно, состоял ли Сушко членом ОУН и принимал ли он участие в деятельности этой организации в качестве секретаря.

Во время следствия свидетель Мацилинский был допрошен по вопросу: роль доктора Сушко в связи с убийством польского министра внутренних дел Перацкого. Мацилинский того мнения, что Сушко никаким образом не участвовал при подготовке или проведении покушения. Это показание подтверждается находящимся в здешних актах письмом министерства иностранных дел от 30 ноября 1935 г. – IV по. 7719 §, в котором говорится, что член ОУН Роман Сушко во время покушения имел литовский паспорт на имя “Мыколы Мельнычука”. Очевидно, на основании имени “Мыкола” в паспорте получилось недоразумение, доктора Николая Сушко перепутали с Романом Сушко. Между прочим, доктор Николай Сушко на допросе заявил, что он узнал, будто Роман Сушко раньше часто пользовался кличкой “Мыкола”.

Предположение, что Коновалец незадолго до отъезда из Берлина имел телефонный разговор с доктором Николаем Сушко, также оказалось неправильным. Показанием Барановского ясно подтверждается, что Коновалец имел телефонный разговор с Романом Сушко. Кроме того, расследованием, произведенным тайной государственной полицией по делу убийства Коновальца, уже в свое время ясно доказано, что Коновалец имел телефонный разговор не с доктором Николаем Сушко, а с бывшим украинским полковником Романом Сушко. Барановский заявил дополнительно, что он убежден, что доктор Николай Сушко никогда не находился в отношениях с Коновальцем и никогда не был членом или функционером ОУН.

Наконец, в присланном сюда 19 октября 1938 года защитном заявлении доктор Сушко уже в то время старался опровергнуть имеющиеся здесь показания доктора Кашинского и под присягой подтвердил, что он не был ни представителем руководства ОУН, ни секретарем этой организации. Доктор Сушко полагает, что Кашинский и Сысак дали показания против него по личным мотивам. Ему оба они уже несколько лет знакомы. Сысака в свое время пришлось выключить из украинского студенческого общества “Сичь” из-за неколлегиального поведения. Кашинский во время безработицы был взят доктором Сушко на службу в качестве домашнего учителя, так как супруга Сушко, урожденная немка, пожелала научиться украинскому языку; неправильные показания Кашинского доктору Сушко кажутся непонятными.

Относительно заметки в газете “Дило” от 20 ноября 1935 года, назвавшей доктора Николая Сушко со слов прокурора в деле Перацкого представителем ОУН – см. письмо от 22 декабря 1938 года – доктор Сушко еще 19 октября 1938 года заявил тайной государственной полиции следующее:

“Приведение статьи из газеты «Дило» как доказательства моей якобы деятельности в ОУН является абсурдом не только для юриста, но и для всякого здравомыслящего человека.

Я никогда не был знаком ни с Сеныком, ни с Сцыборским и не знаю этих господ и сегодня. Если эти господа действительно показали, что я имел какие-либо дела с ОУН, то эти показания ложны.

Далее я должен указать на то, что эта «статья» газеты «Дило» содержит лишь выдержку копии польского обвинительного акта. Газета «Дило» сама комментарий к этому не дает.

Очень странно, что круги, пользующиеся этой выдержкой как «доказательством», не считают нужным воспользоваться и той выдержкой газетной статьи, в которой говорится о ходе всего процесса, а не только об обвинительной речи. Из этой статьи именно видно, что защитники, попросившие предоставить им возможность познакомиться с обвинительным актом Сеныка, не были удостоены ответа. А когда защитники высказали сомнение относительно правдивости «архива» Сеныка и подтвердили, что этот «разоблачающий материал» является фальсификацией, прокурор ответил ледяным молчанием. Я не имею права критиковать польское правосудие 1935 года, но я не могу согласиться с тем, что меня связывают с этим процессом. Я, к сожалению, не был тогда в состоянии и не могу и сегодня потребовать от польского прокурора ответа. Не было и надобности отвечать на эти нападки на меня, так как защитники подсудимых и без того достаточно выяснили правдоподобность всего материала. Этим для меня дело считалось законченным.

Возвращаясь еще раз к моей деятельности секретарем ОУН, я должен заметить, что мне кажется подозрительным, что будто бы Роман Сушко, между прочим, работал также под кличкой Мыкола (Николай). Так, по крайней мере, написано в обвинительном акте, согласно выдержки «Дило». Я считаю вполне возможным, что меня спутали с Романом Сушко. Не было бы лишним, если бы Ваш департамент обратился бы к Роману Сушко с запросом, был ли он в это время «секретарем» ОУН. Роман Сушко в то время, насколько мне известно, находился в Австрии.

Я еще раз повторяю, что я никогда не был ни «секретарем» ОУН и ни в какой-либо другой периферийной организации не работал.

Наконец, я обращаю Ваше внимание на то, что я германский подданный и беспрерывно, начиная с 1932 года, являюсь членом НСДАП – движения Гитлера в Австрии. Этими фактами мои политические цели и мое мировоззрение совершенно ясно и точно обрисованы”.

Романа Сушко допрашивать сейчас невозможно, так как он находится в Америке. Доктор Сушко согласен – если это окажется нужным – назвать еще свидетелей, готовых опровергать показания Кашинского относительно его сотрудничества в ОУН.

Однако, на основании вышеизложенного я полагаю, что от дальнейших расследований можно отказаться, тем более, что показания главного свидетеля Кашиского не пользуются слишком хорошей репутацией и крайне сомнительны.

Поэтому я попросил бы Вашего срочного сообщения о том, являются ли Ваши сомнения относительно назначения доктора Сушко руководителем бюро украинского доверенного теперь разрешенными или остаются еще не ясными.

Письмом от 21 декабря 1938 года Вы сообщаете, что на основании соглашения с главным командованием армии Вы ставите назначение доктора Сушко в зависимость от того обстоятельства, что ему следовало бы дать по одному сотруднику как с гетманской группы, так и со стороны группы Коновальца или УНО.

Я считаю создание особого штаба советников ненужным. Поскольку работой украинского доверенного затрагиваются вопросы украинской эмиграции, руководитель – доверенный сам может решить эти вопросы путем переговоров с представителями – председателями соответствующей группы.

Чтобы группа Скоропадского и УНО убедились в том, что бюро украинского доверенного является вполне неполитическим учреждением, служащим лишь регистрации и экономическому обеспечению украинских эмигрантов и являющимся ответственным за соблюдение порядка среди украинских эмигрантов, я намерен назначить по одному советнику для украинского доверенного, взятых из группы Скоропадского и УНО. Такими сотрудниками могут быть не руководители отдельных эмигрантских движений, а члены или сочувствующие, не занимавшиеся и не занимающиеся руководящей эмигрантской политикой, но готовые и способные добросовестно исполнять возложенные на них обязанности.

Прошу также Вашего согласия на это.

Главному командованию армии я переслал копию этого письма.